среда, 8 февраля 2017 г.

О трудностях литературного перевода

О трудностях литературного перевода


О том, как космические корабли бороздят просторы Большого театра...

        Если вы знаете иностранный язык, то довольно легко можете читать на нём почти всё, что угодно. Может быть, для некоторых тем вам придётся использовать словарь чаще, чем обычно. Также вы запросто можете перевести любой текст на ваш родной язык. Но для того, чтобы сделать хороший литературный перевод мало знать иностранный язык — нужно ещё хорошо знать и свой родной.
        Переводчику нужно максимально точно передать смысл оригинала, сохраняя при этом максимально точно и стиль автора. При этом у читателя не должно складываться ощущения, что он читает перевод, ему должно казаться, что литературное произведение было сразу написано на его родном языке. Поэтому всем нам нужно сказать большое спасибо тем переводчикам, которые переводят для нас книги на русский язык. Правда, одновременно можно и посылать им "проклятья", поскольку любой перевод неизбежно искажает смысл и стиль оригинала...
        И с этим ничего нельзя поделать: лучшие переводы лишь в меньшей степени "портят" оригинал. И хорошо, что они есть! Но лично я считаю, что книги по возможности нужно читать на том языке, на котором они написаны. Хотя, конечно, не всегда и не для всех это возможно...

Об истории одного перевода

        Но я не хочу тут вдаваться в глубокие теоретические подробности (отчасти от того, что сам я пока ещё продолжаю изучать всё это). Давайте на одном примере посмотрим, как происходит перевод рассказа, какие встречаются сложности и как их можно разрешать. В начале января я опубликовал в своём блоге о югославской литературе новый перевод рассказа Иво Андрича "Сон бека Карчича". А после этого внезапно получил в VK несколько замечаний касательно перевода (обычно такое случается нечасто).
        Замечания и критика — это очень хорошо. Текст был отредактирован, вплоть до того, что поменялось название: первый вариант "Сон бега Карчича" был изменён по некоторым не совсем обоснованным причинам, поскольку варианты "бег", "бек" и "бей" приблизительно равнозначны, но мне показалось, что вариант "бек" чаще используется, а кроме того не позволяет даже подумать о том, что этот рассказ о том, как Карчич бегает во сне :) Помимо изменения названия было и ещё несколько правок, однако, всё равно оставались некоторые вопросы, и я решил выложить перевод на форум "Города переводчиков". Это было очень правильно, поскольку там мне указали на ещё несколько недочётов.
        В итоге редактирование перевода на настоящий момент практически завершилось. Не могу сказать, что итоговый вариант меня совсем устраивает, но тем не менее он стал существенно лучше. В следующих разделах все желающие могу провести сравнительный анализ исходного и отредактированного переводов, а также сопоставить всё это с оригиналом. Напоминаю, что для сравнения текстов можно использовать, например, сайт http://text.num2word.ru. Те же, кому лень копаться с текстами, могут всё-таки заинтересоваться выводами, приведёнными в самом конце.

Оригинал

San bega Karčića
Ivo Andrić

        Vraća se vojska iz Madžarske.
        Predelom kuda se kretala Karčića četa, pala magla još od jutros. Nestalo neba. Izgleda da i vojska ne gazi po zemlji, nego se sve dešava u sivom prostoru i gluvoj tišini između iščezla neba i nevidljive zemlje. Samo krupno inje polijeće i pada kao nečujne bele ptice.
        Tu negde bi konačno kraj madžarskoj ravnici. Počeše se javljati blagi obronci bregova sa pašnjacima ili raštrkanim njivama. Kod prvog bliza obronka Karčić se odvoji od svojih i sede na jedan kamen na uzvišenju.
        Pripali lulu. Oganj izaziva u njemu sećanje na ognjište. Bio je srećan što se svršava teška ravnica kojom se toliko namučio gazeći beskrajno blato a bez cilja pred sobom. Tu su bili prvi brežuljci i prva ocedita i tvrda zemlja pod nogama. To je sećalo na kuću i budilo želju da sedne i odahne.
        Sa druma se čulo kako kašlju ljudi ili jednolično treska tovar na konjima, ali se nije videlo dalje od dva koraka pred sobom.
        Dok je tako sedeo i gledao kako se dim od duvana meša sa maglom ču nad sobom kliktanje, brzo, oštro, prodorno. To ždralovi putuju na jug i dozivaju se kroz maglu. Podiže glavu. Nije mogao ništa da vidi, ali im se kliktanje razlegalo još dugo, oštro, visoko.
        On se zagleda za dimom i misao ga ponese — lane je u ovo doba godine čuo ždralove na madžarskoj ravnici. Jedne noći dok je ležao u šatoru razbilo mu je prvi san takvo kliktanje i poljuljalo mu srce, da misli, kao dete, na kuću i kao žena, na dušek. Napredujući i odstupajući u bojevima ili logorujući mesecima prošla je godina. Uvek u toj ravnici gde osim pognutih đermova ništa ne vezuje zemlju sa nebom i gde nema ništa što bi ma i najmanje ličilo na Bosnu.
        Nasloni glavu na dlan i sklopi oči u kojim se izjednači dim od duvana i sura krajina. Vlaga u odelu, težina u nogama i siva boja u očima vratiše u sećanje: kakvi su teški i kaljavi puti po Madžarskoj i kako je sivo nebo i jednolična kiša i neočekivani i opasni bojevi. Upravo mu se čini da svu ovu godinu i nije drugo radio do gazio neka beskrajna blata i otud mu sad kad se dokopao brdovita tvrda tla ovaj težak umor u nogama. I kroz taj umor koji mu se iz nogu penjao po celom telu, zanosio mu glavu i mrsio misli, on je čuo samo kliktanje ždralova kroz maglu. Ono koje je slušao lane, pod šatorom, kroz nemir i besanicu, udružilo se sa ovim sadašnjim, pa prolama nevidljive noćne daljine, traži puta, vapi za zemljom gde da se spusti.
        To kliktanje koje traži zemlju na jugu i taj prvi dodir sa tlom koje je kao njegovo rodno, ispuniše ga potpuno, prigušiše svaki drugi pokret i misao, zanesoše ga.
        Kroz tanak san, kakav čoveka po studeni hvata, prostre se pred njim sva Karčića zemlja oko Sokoca. A nad njim putuje jato ždralova kao jedno krilo i jedan poklič. Ispod tog jata on, umoran, prelazi tu svoju zemlju koja se prostrla pred njim, a umor mu ne da da je pređe. I oni glasovi s visina što talasaju vazduh prelaze i na zemlju koja počinje pred njim da se miče jedva primetno.
        Što dalje ide sve mu je teže, a ta njegova zemlja koju, eto, pod nekom neodoljivom silom, mora da obilazi, koleba se i puzi ispod njega sve vidnije i sve brže. On nastoji da održi ravnotežu i da odmiče koliko može ali mora da se dočekuje s noge na nogu i povija celim telom. Ako poskakuje, naginje se i klati kao derviš u povorci. Obigrava svoju zemlju koja se otegla i koju mu neko izvlači kao ćilim ispod nogu. I ne samo da je izvlači nego, izgleda, i ona sama odlazi i ostavlja ga i putuje prema horizontu gde se vezuje za sivo nebo koje je lakomo guta i prima u se.
        Gleda i poznaje čardake i kmetovske kuće, koševe, vodenice, šumske zabrane i zajažene potoke i vidi kako prolaze i klize ispod njega a on uzalud nastoji da čvrsto stane nogom na njih i da iz zaustavi. Tako, dok se očajno opirao, prođe sva Karčića krajina i on se nađe na poslednjim iskrčenim njivama, podno brežuljka sa grobljem na kom su se sahranjivali njegovi. I kad vide da je to kraj njegovim i da će još malo pa početi ničije, pustolina i ledina, a zemlja se jednako izmiče i beži, oseti se sam, slab, izneveren.
        Ali, kako nikad ni u jednom boju nije skidao oka sa pobede ni navikao da se miri sa gubitkom ili misli na smrt, on se sabra i još jednom uspravi u želji da se svojom mišlju, svojim dahom i, kad već sve izdaje, težinom sopstvenog tela opre i bori, bez izgleda i razmišljanja, protiv svim silama neverne zemlje i podmukla neba.
        — Ne dam! — vrisnu, i telo, naviklo na brze pokrete u konjičkim bojevima, zauze stav najbolji za napad i najsigurniji za odbranu. Pa onda klisi raširenih ruku i prostre se svom dužinom po zemlji, zari nokte u brazde i zube u busen, pripi se na samoj ivici svoje poslednje njive, i sad s njom zajedno juri u ništavilo.

Первоначальный перевод

Сон бека Карчича
Иво Андрич

        Солдаты возвращаются из Венгрии.
        В той местности, куда направлялся отряд Карчича, ещё с самого утра опустился туман. Исчезло небо. Кажется, что и солдаты идут не по земле, а словно всё происходит в каком-то сером пространстве, в глухой тишине между исчезнувшим небом и невидимой землёй. Только крупные хлопья инея взлетают и падают, как безмолвные белые птицы.
        Где-то тут наконец заканчивалась венгерская равнина. Начали встречаться пологие склоны холмов с пастбищами или разбросанными полями. Возле первого ближайшего склона Карчич отделился от своих солдат и на некотором возвышении сел на камень.
        Он закурил трубку. Огонь вызвал в нём воспоминание о родном очаге. Он был счастлив, что заканчивается эта ужасная равнина, на которой он столько намучился, топча бесконечную грязь без какой-либо цели перед собой. Здесь же были первые небольшие холмы, первая сухая и твёрдая земля под ногами. Всё это напоминало ему о доме и пробуждало желание присесть и передохнуть.
        С дороги слышалось, как кашляют люди или размеренно встряхиваются вьюки на лошадях, но ничего не было видно дальше двух шагов перед собой.
        Он сидел и смотрел, как табачный дым смешивается с туманом, а где-то высоко над ним слышалось курлыканье, быстрое, резкое, пронзительное. Журавли летят на юг и перекликаются в тумане. Карчич поднял голову. Он не мог ничего разглядеть, но их резкое курлыканье ещё долго разносилось в вышине.
        Он засмотрелся на дым, и мысль унесла его — в прошлом году в это же самое время года он также слышал журавлей на венгерской равнине. Однажды ночью, когда он лежал в своей палатке, это курлыканье разбудило его и всколыхнуло сердце, так что он стал думать о доме, словно ребёнок, и о мягкой постели, словно женщина. Наступая и отступая в сражениях или месяцами отсиживаясь в лагерях, он провёл целый год. Всё время пребывая на той равнине, где кроме склонившихся журавлей колодцев больше ничего не связывает землю с небом и где нет ничего, хоть немного напоминающего Боснию.
        Он опёрся головой о ладонь и закрыл глаза, в которых смешались табачный дым и угрюмый пейзаж. Влажная одежда, тяжесть в ногах и эта серость перед глазами окунули его в воспоминания: разбитые и грязные дороги Венгрии, серое небо и постоянный дождь, внезапные и опасные сражения. И в самом деле ему казалось, что весь этот год он только и делал, что топтал бескрайнюю грязь, и от этого у него, когда он наконец добрался до холмистой твёрдой земли, эта сильная усталость в ногах. И сквозь эту усталость, распространявшуюся из его ног по всему телу, охватывающую его голову и путающую мысли, он слышал сквозь туман только курлыканье журавлей. То курлыканье, которое он слышал в прошлом году, в палатке, взволнованный и бессонный, объединилось с этим, нынешним, оно разрывает невидимые ночные дали, ищет себе путь, жаждет спуститься на землю.
        Это курлыканье, стремящееся к земле на юге, и этот первый контакт с землёй, такой же, как и его родная, заполнили его полностью, приглушили все остальные движения и мысли, захватили его.
        Сквозь тонкий сон, охватывающий человека в холоде, раскинулась перед ним вся земля Карчича возле Сокоца. А над ним летит стая журавлей, единая, как одно крыло и один клич. Под этой стаей он, усталый, идёт по своей земле, раскинувшейся перед ним, но от усталости не может дойти до её края. И те голоса сверху, cотрясающие воздух, спускаются на землю, которая начинает двигаться перед ним едва заметно.
        Чем дальше идёт он, тем ему тяжелее, а земля его, которую он, движимый какой-то непреодолимой силой, всю должен обойти, трясётся и выскальзывает из-под него всё заметнее и всё быстрее. Он старается не упасть и пройти вперёд как можно дальше, но ему приходится перепрыгивать с ноги на ногу и изгибаться всем телом. А после прыжка он наклоняется и раскачивается, как дервиш на молитве. Проносится он над своей, раскинувшейся перед ним землёй, которую кто-то вытягивает у него из-под ног, как ковёр. И не только кто-то вытягивает её, но, кажется, что и она сама убегает, оставляя его одного, и движется к горизонту, где сливается с серым небом, которое её жадно проглатывает и принимает в себя.
        Он смотрит по сторонам и узнаёт чардаки и дома кметов, амбары, водяные мельницы, заповедные леса и запруженные потоки, он видит, как они проносятся и выскальзывают из-под него, а сам тщетно пытается ногами опереться на них и остановить. И пока он так отчаянно сопротивлялся, пронеслась перед ним вся его земля, и оказался он на последних вспаханных полях, у подножия холма с кладбищем, на котором похоронены его предки. И когда он увидел, что это конец его владений и что ещё немного — и начнётся ничья земля, пустоши и луга, а земля всё так же уклоняется и бежит от него, он почувствовал себя одиноким, слабым, преданным.
        Однако, как никогда ни в одном бою он не оставлял мысли о победе и не привык мириться с поражением или думать о смерти, так и сейчас он собрался с силами и вознамерился всеми своими мыслями, своим дыханием и, когда уже всё предало его, тяжестью собственного тела сопротивляться и бороться, не смотря ни на что, не раздумывая ни о чём, против всех сил вероломной земли и коварного неба.
        — Не возьмёшь! — крикнул он, и тело, привыкшее к быстрым движениям в кавалерийских сражениях, приняло положение, наилучшее для нападения и защиты. А затем он бросился с распростёртыми объятьями на землю и растянулся на ней во весь рост, вцепился ногтями в распаханную землю и зубами в дёрн, удержался на самой границе своего последнего поля, а затем вместе с ним устремился в небытие.

Отредактированный перевод

Сон бека Карчича
Иво Андрич

        Из Венгрии возвращались войска.
        В той местности, куда направлялся отряд Карчича, ещё с самого утра опустился туман. Исчезло небо. Казалось, что и солдаты идут не по земле, а словно всё происходит в каком-то сером пространстве, в глухой тишине между исчезнувшим небом и невидимой землёй. Только крупные хлопья инея взлетают и падают, как безмолвные белые птицы.
        Где-то тут наконец заканчивалась венгерская равнина. Начали встречаться пологие склоны холмов с пастбищами или разбросанными полями. Приблизившись к первому склону, Карчич отошёл в сторону и сел на камень, лежащий на некотором возвышении.
        Закурил трубку. Огонь напомнил ему о родном очаге. Он был счастлив, что заканчивается эта ужасная равнина, которая измучила его своей бесконечной, вязкой грязью. Здесь же были первые небольшие холмы, первая сухая и твёрдая земля под ногами. Это напоминало о доме, и ему захотелось присесть и передохнуть.
        С дороги слышалось, как кашляют люди или позвякивает поклажа на лошадях, но в двух шагах ничего не было видно.
        Он сидел и смотрел, как табачный дым смешивается с туманом, а где-то высоко над ним слышалось курлыканье, быстрое, резкое, пронзительное. Журавли летят на юг и перекликаются в тумане. Карчич поднял голову. Он не мог ничего разглядеть, но их резкое курлыканье ещё долго разносилось в вышине.
        Карчич засмотрелся на дым, и мысль унесла его — ровно год назад он слышал журавлей на венгерской равнине. Как-то ночью он проснулся в своей палатке от такого курлыканья, оно всколыхнуло его сердце, так что он стал думать о доме, словно ребёнок, и о мягкой постели, словно женщина. Наступая и отступая в сражениях или месяцами отсиживаясь в лагерях, Карчич провёл целый год. И всё время на этой равнине, где кроме склонившихся журавлей колодцев больше ничего не связывает землю с небом и где нет ничего, хоть немного напоминающего Боснию.
        Он опёрся головой о ладонь и закрыл глаза, в которых смешались табачный дым и угрюмый пейзаж. Влажная одежда, тяжесть в ногах и эта серость перед глазами окунули его в воспоминания: разбитые и грязные дороги Венгрии, серое небо и постоянный дождь, внезапные и опасные сражения. И в самом деле ему казалось, что весь этот год он только и делал, что топтал бескрайнюю грязь, и от этого у него, когда он наконец добрался до холмистой твёрдой земли, эта сильная усталость в ногах. И сквозь эту усталость, распространявшуюся из его ног по всему телу, охватывающую его голову и путающую мысли, Карчич слышал сквозь туман только курлыканье журавлей. То курлыканье, которое он слышал в прошлом году, в палатке, взволнованный и бессонный, объединилось с этим, нынешним, оно разрывает невидимые ночные дали, ищет себе путь, жаждет спуститься на землю.
        Это курлыканье, уносящееся на юг, и эта первая встреча с землёй, похожей на его родную, заполнили его полностью, приглушили все остальные движения и мысли, захватили его.
        Сквозь тонкий сон, охватывающий человека в холоде, раскинулась перед ним вся земля Карчича возле Сокоца. А над ним летит стая журавлей, единая, как одно крыло и один клич. Под этой стаей он, усталый, идёт по своей земле, раскинувшейся перед ним, но от усталости не может дойти до её края. И те голоса сверху, cотрясающие воздух, спускаются на землю, которая начинает двигаться перед ним едва заметно.
        Чем дальше идёт Карчич, тем ему тяжелее, а земля его, которую он, движимый какой-то непреодолимой силой, всю должен обойти, трясётся и выскальзывает из-под него всё заметнее и всё быстрее. Он старается не упасть и пройти вперёд как можно дальше, но ему приходится перепрыгивать с ноги на ногу и изгибаться всем телом. И после каждого прыжка он наклоняется и раскачивается, как дервиш на молитве. Проносится он над своей, раскинувшейся перед ним землёй, которую кто-то вытягивает у него из-под ног, как ковёр. И не только кто-то вытягивает её, но, кажется, что и она сама убегает, оставляя его одного, и движется к горизонту, где сливается с серым небом, которое её жадно проглатывает и принимает в себя.
        Карчич смотрит по сторонам и узнаёт чардаки и дома кметов, амбары, водяные мельницы, заповедные леса и запруженные потоки, он видит, как они проносятся и выскальзывают из-под него, а сам тщетно пытается ногами опереться на них и остановить. И пока он так отчаянно сопротивлялся, пронеслась перед ним вся его земля, и оказался Карчич на последних вспаханных полях, у подножия холма с кладбищем, на котором похоронены его предки. И когда он увидел, что это конец его владений и что ещё немного — и начнётся ничья земля, пустоши и луга, а земля всё так же уклоняется и бежит от него, он почувствовал себя одиноким, слабым, преданным.
        Однако, никогда и ни в одном бою Карчич не оставлял мысли о победе и не привык мириться с поражением или думать о смерти, и сейчас он собрался с силами и вознамерился всеми своими мыслями, своим дыханием и, когда уже всё предало его, тяжестью собственного тела сопротивляться и бороться, не смотря ни на что, не раздумывая ни о чём, против вероломной земли и коварного неба.
        — Не возьмёшь! — крикнул он, и тело, привыкшее быстро действовать в кавалерийских сражениях, мгновенно подобралось, готовое как успешно атаковать, так и надёжно защищаться. А затем он с распростёртыми объятьями бросился на землю и растянулся на ней во весь рост, впиваясь ногтями в распаханную землю и вгрызаясь зубами в дёрн, удержался на самой границе своего последнего поля, и тотчас с ним вместе устремился в небытие.

Выводы

        Что же мы имеем в итоге? Хороший перевод или плохой? Трудно сказать... Однозначно, второй текст стал лучше по сравнению с изначальным вариантом. Можно ли ещё что-то улучшить? Я уверен, что можно. Когда-нибудь. Кроме того, если вы не знаете сербского языка, но любите Андрича, то вам приходится читать этот рассказ в моём переводе, конечно, если он не был переведён и издан ещё в СССР (но у многих ли есть бумажные книги Иво Андрича на русском языке, изданные в Советском Союзе?!).
        Переходим к конкретике. Можно заметить, что перевод по объёму превосходит оригинал: 867 слов в оригинале, 879 слов в первом варианте, 854 слова в отредактированном переводе, а по количеству символов оба перевода оказываются впереди оригинала. Это один из тревожных признаков, который говорит о том, что лаконичные фразы в оригинале превращаются при переводе в неуклюжие длинные конструкции. Кроме того, может теряться динамика повествования. Думаю, что при переводе кратких произведений это довольно критично. В любом случае к разбуханию текста нужно относиться серьёзно.
        Все остальные проблемы перевода можно поделить на мелкие и довольно грубые стилистические неточности. Например, возьмём фразу "Солдаты возвращаются из Венгрии." Сама по себе она не так уж плоха, но фраза "Из Венгрии возвращались войска." ещё точнее передаёт некоторую недосказанность фразы "Vraća se vojska iz Madžarske." из оригинала. Ещё один пример: в первоначальном варианте "Он закурил трубку", в отредактированном — "Закурил трубку". Тут мы устраняем надоедливое местоимение "он", приближаясь к оригиналу как по форме, так и по духу. Вообще с этими личными местоимениями частенько возникают сложности. Это в сербском языке можно легко написать абзац, не употребив ни одного личного местоимения, а потом в русском переводе этот абзац наполнят различные "он" и "она", которые приходится разбавлять именами героев. Даже сейчас эти проблемы не до конца устранены в переводе, хотя тут ситуация тоже стала получше по сравнению с первым вариантом.
        Примеры недочётов из другой группы — это "Огонь вызвал в нём воспоминание о родном очаге.", "приняло положение, наилучшее для нападения и защиты", "Всё это напоминало ему о доме и пробуждало желание присесть и передохнуть." и т. п. Все эти ошибки возникли по одной единственной причине — переводчик устал и практически дословно перевёл сербские фразы на русский язык. Конечно, есть трудные места, где фраза звучит на сербском языке очень хорошо, но при дословном переводе на русский язык превращается в страшного крокодила, но всё равно с этими крокодилами нужно бороться.
        Это в русском языке курильщика огонь вызывает в людях воспоминания, а в русском языке нормального человека огонь просто напоминает о чём-то. Так же не стоит писать, что "всё это" пробуждало какие-то желания, а лучше написать, что человеку просто захотелось присесть. При этом в некоторым случаях приходится довольно сильно отступать от оригинала.
        Вот, вы, наверное, читаете рассказ "Сон бека Карчича" и думаете, что читаете рассказ Иво Андрича. Но это уже не совсем так! Если переводить дословно, то, например, Иво Андрич пишет "Он был счастлив, что заканчивается ужасная равнина, на которой он столько намучился, меся бесконечную грязь без цели перед собой.", а чтобы это более-менее нормально звучало на русском языке переводчик "поправляет" Иво Андрича: "Он был счастлив, что заканчивается эта ужасная равнина, которая измучила его своей бесконечной, вязкой грязью."А всё дело в том, что "намучился, меся грязь" — это не очень хорошо, поэтому и получается, что у Андрича Карчич измучился, а у переводчика его измучила равнина...
        Поэтому-то я и утверждаю, что если у вас есть возможность читать в оригинале, то и нужно читать в оригинале. Но с другой стороны, делать переводы — это так увлекательно! :)

PS. Всё выше описанное — моя личная точка зрения на вопросы литературного перевода и, вообще, на то, что такое хорошо и что такое плохо. Но при желании всегда можно поспорить! :)
Если вам понравилась эта статья, то при желании вы можете отправить автору небольшое пожертвование на ракию через QIWI Копилку или через PayPal :)

Комментариев нет:

Отправить комментарий